Характерная для Юлии Павловой единица высказывания — не выставка и не серия фотографий, а книга художника.  Этот жанр, еще недавно малозаметный в отечественном культурном ландшафте, стремительно обретает популярность. Что вполне логично: книга — объект автономный, режим ее просмотра приватный, связь с институциональными показами — опциональная. Редкая, в современных условиях возможность, быть самому себе хозяином, не отчитываться, не согласовывать и не подпадать под ограничения, делает книгу художника территорией эксперимента и относительной свободы.

Это такая «выставка в кармане», неотменяемая, незакрываемая, нецензурируемая. А еще, она легко пересекает границы, несмотря на все разломы, отмены и запреты, позволяет участвовать в международной художественной жизни, поддерживать диалог там, где другие связи и отношения разорвались, показывать себя в выставках и конкурсах по всему миру. Список международных достижений, премий и значимых коллекций у Юли Павловой более внушителен, чем отечественный, начала она работать с формой книги намного раньше, чем это стало модно, и вообще, незаметно оказалась одним из корифеев и застрельщиков новой волны интереса к этой практике.

Книги Павловой организованы сложно: тут важен и подбор бумаги, и печать, и внутренние рифмы, и ритм, и протяженность просмотра, и несколько сплетающихся образных рядов, и последовательность, и сбои  в повествовании. Каждый разворот — новый ход сюжета, новое действие. Это полифоническая и драматургическая форма — замерший театр,  приводимый в движение пальцами зрителя. Однако, она может и распахнуться, при случае,  в пространство, стать полноценной выставкой, экстериоризировать свою внутреннюю механику и образность.  

Новая книга Юлии Павловой «Умри, замри, воскресни» как раз структурирована образом домашнего спектакля, абсурдистской пьесы. Взяв за основу известную детскую игру, художница выстраивает сложный рассказ о работе травмы, страхе и возможности сосуществования с ними на фоне изменившегося мира. Рассеянные в виде аэрозоля упоминания о смерти, насилии и невозможности изгнать или защититься от их вторжения, наполняют страницы книги. Однако, кажется, что акценты Павлова расставляет не на этом.

Сама художница говорит, что герой в театре абсурда никогда не действующее лицо, не субъект, а всегда объект воздействия внешних сил. Нелепая поза, в которой тело актера фиксируется после приказа «замри», выступает буквальной визуализацией выражения «жизнь раскорячила». Однако, по ходу пьесы, герои, продолжающие подчиняться зловещим командам ведущего, пытаются обрести язык для описания своего положения и самочувствия, сбивчиво рефлексировать происходящее.

Трехчастная структура игры, повторенная тремя частями книги и трехчастной организацией выставочного пространства, подводит зрителя к финальному вопросу о личной ответственности в новых обстоятельствах: «что ты можешь делать в этой позе»? — Александр Дашевский